В социальных сетях наперебой спрашивают, как у меня дела и все такое. Как и все самоизолированные бюргеры, сижу дома, опустошая холодильник и пожирая запасы, изредка выбираюсь выкинуть мусор и купить сигарет. И в каждый такой "великий" поход за пределы бетонных стен напеваю под нос охрипшим баритоном: "Но если есть в кармане пачка…". Эти строки напоминают, что "все не так уж плохо на сегодняшний день". А ведь было куда хуже, а ведь было куда больнее — мозг пульсирует и ищет выход из этой ставшей уже невыносимой ситуации.
Перед глазами мутно всплывают славные 70-е с непременным лобызанием генсеков, грустными глазами Тото Кутуньо, веселым диско АББА и интересным "Вокруг света" с Сенкевичем. Живые 80-е запомнились чередой похорон первых лиц, лозунгом "Ускорение. Гласность. Перестройка", редкими "Мелодиями и ритмами зарубежной эстрады", взрывом "Европы" с финальным отсчетом и "Международной панорамой" Бовина. Для кого-то "святые" 90-е пролетели в моей памяти грохотом перестрелок, "наездом" на коммерсов и живительным роком Цоя вперемешку со "Взглядом".
Что они пережили в тот момент, могу только догадываться, но последствием их усилий спасти меня стало то, что я до сих пор на дух не переношу суп из куриных потрошков и многое другое, чем они пичкали меня лет до 15. По словам медиков, чтобы быстро поднять уровень гемоглобина и существенно снизить риск для жизни, мне нужно было делать частые переливания крови.
Как я понял из рассказа, после долгих и сложных поисков по параметрам совместимости моим донором стал папа, несмотря на совершенно другую группу крови и резус-фактор. Я часами был подключен напрямую к его кровеносной системе и получал жизненно необходимые элементы. Таким образом, благодаря донорству я не только благополучно выкарабкался из той передряги, но и дважды стал сыном — генетически и кровно: в моих жилах буквально течет кровь моего отца.
Мама рассказала мне эту историю, когда мы проходили мимо нынешнего Республиканского центра переливания крови. Я часто бывал в этом районе, так как дом бабушки находился почти напротив него. Как сейчас помню, что в 80-е надпись "Кровь донора спасает жизнь" переливалась дорогим неоном на крыше здания. Возможно, поэтому я так трепетно отношусь к тем, кто носит это почетное звание и сдает кровь или плазму. Не будь таких людей, очевидно, не было бы тысяч спасенных детей и взрослых, не было бы по большому счету и меня.
Став взрослым, я не раз пытался стать донором, но врачи неумолимо отказывали из-за не очень высоких показателей крови. Лет пять назад, когда я уже стал работать в редакции Sputnik Кыргызстан, журналисты объявили в соцсетях очередной флешмоб — кому-то очень срочно требовалась кровь. Я, как и вся наша тогда немногочисленная на тот момент редакция, откликнулся на призыв.
С тех пор я почти каждые три месяца стараюсь приходить в старое здание на проспекте Чингиза Айтматова и отдать кровь тем, кто в ней нуждается. Не хочу говорить высокопарные слова, но чувство, что капли твоей крови могут вернуть к жизни человека, непередаваемо, и я молю бога, чтобы до конца жизни мог делиться с другими частицей того, что дал мне отец.
Вот и сейчас, когда страна практически замерла после атаки COVID-19, одна моя давняя подруга сообщила, что дарующая жизнь кровь практически закончилась в том здании, где когда-то горели красивые неоновые буквы. Когда я услышал это, в голове по-другому заиграли цоевские слова про "группу крови и порядковый номер на рукаве". Желаю всем не оставаться в траве и победы в бою под названием "жизнь", которую каждый из нас может спасти другому.
