"Это моя Аймира… Она может умереть", — Айнура не выдержала и разрыдалась. Она уже год борется за жизнь шестилетней дочери. В последнее время стало казаться, что все трудности позади, но недавно выяснилось, что это не так.
— Расскажите немного о себе.
Я зарабатывала сущие копейки и со временем перешла в частный медцентр. Жить стало легче, затем на свет появился сын. Мы снимали жилье и очень хотели иметь собственное, поэтому начали копить на квартиру.
— Когда вы поняли, что что-то идет не так?
— Дочке было четыре года, она вдруг стала быстро уставать. Однажды говорит мне: "Скажи няне в садике, что я приду и сразу буду спать". Забрав Аймиру вечером из сада, я осмотрела ее: на коже в некоторых местах появились красные точки, а на ноге был синяк. В ту же ночь у нее поднялась температура. У меня появились подозрения, что это заболевание крови, но я старалась гнать прочь дурные мысли. Ребенок же, мало ли… Может, где-то ударилась.
Чтобы знать наверняка, что происходит, утром мы пошли сдавать анализы. В тот же день мне позвонили из лаборатории, попросили срочно приехать.
— Какими были результаты анализов?
— Они показали 61 процент раковых клеток! Я была в шоке…
Потом мы с мужем отправили сына к родственникам в село и купили билеты на ночной рейс в Бишкек. Следующим утром мы с Аймирой уже были в Национальном центре онкологии. Требовалось подтвердить диагноз, и у дочки взяли костный мозг на анализ. К нашему ужасу, диагноз подтвердился: лейкоз. Надо было определить его вид. Для этого мы выбрали центр Рогачева в Москве, заплатили за исследование 18 тысяч рублей. Врачи определили, что это миелобластный лейкоз. С таким диагнозом выживают всего 30-40 процентов больных.
В итоге Аймире провели три курса "химии". В декабре прошлого года закончился последний, и ее перевели на поддерживающую терапию.
Результаты анализов, которые мы получили совсем недавно, 6 ноября, показали, что у дочери рецидив. Чтобы спасти ее, требуется пересадка костного мозга. Такие операции в Кыргызстане не делают. Самый приемлемый для нас вариант — клиника в Индии. Операция там стоит 50 тысяч долларов, таких денег у нас нет. Половину, 25 тысяч, надо собрать до 11 ноября и положить на депозит в банке: только при этом условии Аймиру начнут готовить к операции.
Мы с мужем шесть лет копили на квартиру и собрали около 7 тысяч долларов. Все деньги потратили на лечение дочки. Я сейчас не работаю, все время нахожусь с Аймирой. Муж получает 17 тысяч сомов, но восемь из них мы отдаем за съемное жилье. Какое-то время помогали родственники, но у всех своя жизнь… Самостоятельно нам никогда не собрать нужную сумму.
— Кто может стать донором для вашей дочери?
— Только родственник. Сына сразу исключили из списка возможных кандидатов: в марте этого года ему удалили кисту. Муж тоже не может быть донором по состоянию здоровья. Мне надо было сдать анализы на совместимость, но найти необходимые деньги — 600 долларов — не удалось. Изучая специальную литературу, я узнала, что, если забеременеть, а после родов сохранить стволовые клетки пуповины, их можно будет пересадить больному ребенку.
— Вы забеременели, чтобы спасти дочь?
Аймира мечтала именно о сестренке и молилась, чтобы Аллах послал девочку. Но на УЗИ дважды сказали, что будет мальчик. Она расстроилась, однако продолжала молиться и смотреть вещи для девочек. Во время последнего обследования врач сказал, что будет дочь. Аймира тогда была рядом и заявила мне: "Мама, Аллах все слышит. Ты тоже можешь попросить у него все, что хочешь, и он исполнит". Она всегда молится после еды — просит за себя и за нас.
Когда приближался срок родов, мы решили сохранить стволовые клетки в Астане. Это стоило 100 тысяч сомов. Однако клеток оказалось так мало, что их хватило бы только для ребенка весом не больше килограмма.
— Давайте вернемся немного назад. Как вы сказали дочери, что она больна?
— Я и не говорила, она сама подошла ко мне: "Мама, я знаю, что болею. Я это поняла, когда не смогла играть в садике, как другие дети. Когда ты сказала, что мы едем в Бишкек к тете, я знала, что мы едем в больницу…". Она смотрела мне прямо в глаза, а потом обняла, и по щекам покатились слезы.
— Расскажите про Аймиру.
Еще дочь очень мужественная. Ей вводят болезненные препараты, но она держится до последнего, чтобы не закричать. Мы провели в центре онкологии так много времени, что Аймира нашла там друзей и даже встретила первую любовь.
— Это мальчик из соседней палаты?
— Нет, это врач Анвар Адылович. Однажды дочка попросила сфотографировать их вместе, и я все поняла. Анвар работает в детском отделении анестезиологом и реаниматологом. Каждый раз, когда у Аймиры берут костный мозг на анализ, он вводит наркоз, а потом приносит ее в палату. Когда она приходит в себя, первым делом спрашивает: "Кто меня принес?". Однажды дочка мечтательно сказала, что Анвар Адылович ее любит, а потом добавила, что ей надо выздороветь, чтобы повзрослеть и стать его женой.
— А чем она занимается, когда находится дома?
— Любит сочинять песни под музыку и петь для нас. Часто просит поиграть с ней в продавца и покупателя. Еще она очень любит рисовать Рапунцель, мечтает о таких же роскошных волосах.
— Как Аймира отреагировала, когда осталась без волос?
— Я сказала ей, что от химиотерапии волосы начнут выпадать и лучше их вовремя сбрить. Она плакала, но не сопротивлялась, только спрашивала, вырастут ли они снова. Слава богу, выросли. Сейчас волосы уже можно собрать резинкой, но болезнь вернулась, а значит, придется снова брить… Не знаю, как сказать ей об этом.
Акжолтой Токторбаева тоже знает, что это такое — бояться в любой момент потерять своего ребенка. Ее дочери требовалась срочная пересадка почки.
