Гастрольные байки: волчьи глаза, или несостоявшееся убийство. Часть первая

Намедни мы с сыном решили "прошвырнуться" по рынку автозапчастей. Уже выходя с базара, заметили прихрамывающего мужика, который тянул правую руку — просил милостыню. Вместо левой у него висела культя.

Кинув мелочь, я невольно заглянул в его лицо с копной потускневших, почти рыжих волос. В этом испещренном глубокими морщинами загорелом лице не было ничего примечательного, кроме зелено-голубых глаз с каким-то зловещим желтоватым оттенком. Глаза были потухшими и стеклянными, как у всех "синяков", но в тот момент, когда наши взгляды встретились, в них вдруг вспыхнула искра…

Мы вышли, мужик поплелся дальше. Уже сев в машину, я попытался вспомнить, где видел эти глаза раньше…

***

Шел февраль 1995 года — время, когда зимние праздники уже отгремели и люди томились в ожидании теплых весенних деньков.

Мы с супругой находились в прострации — психологической и финансовой. Решили организовать пару-тройку концертов, чтобы хоть как-то продержаться на плаву. Заработок артиста очень нестабилен и, к сожалению, не всегда высок. Поэтому мы работали почти круглый год, чтобы содержать многочисленную труппу и иметь средства для развития — записи песен, пошива костюмов и прочего.

После короткого обсуждения было принято решение отправиться на гастроли в Казарман — один из немногих населенных пунктов, где мы еще никогда не давали концертов. Однако коллеги, побывавшие там, восхищались благодарными зрителями и хвастали неплохим заработком. Золоторудный комбинат "Макмал" приносил стабильный доход, и многие казарманцы жили в достатке (не забываем, что это было в 1990-х, когда страна переживала разруху).

Я тогда занимался "заделкой точек", то бишь организацией концертов. И вот однажды февральским утром отправился на Западный автовокзал, чтобы выехать в Нарынскую область. В столице было относительно тепло, и я уселся в видавший виды "уазик", как заправский денди — в австрийском плаще на лебяжьем пуху, костюме с галстуком и шляпе. В советское время в регионы ездили комфортабельные "Икарусы", но после развала союза добраться в провинцию было проблемой, а зимой регулярное движение вообще практически останавливалось. Прямого автобусного рейса в Казарман не было, приходилось добираться на перекладных или ждать оттуда редких гостей, которые, возвращаясь из столицы, брали пассажиров, чтобы не тратить свои деньги на бензин.

Я решил сначала доехать до Нарына, а там уже искать транспорт до точки назначения. Усевшись на переднее кресло "буханки", стал вместе с шофером дожидаться пассажиров, желающих выехать в самый суровый регион страны. Ждать пришлось довольно долго — время близилось к четырем часам дня, а в "уазике" сидели всего четыре человека, когда подъехал какой-то мужик и шумно велел шоферу отвезти его родственниц. Еще примерно через час-полтора прибыли несколько теток с баулами, и водила, оглядев всех пассажиров, решил трогаться в путь: дескать, на бензин хватит, и ладно. На часах было 18.10, за окном — непроглядная тьма…

Так получилось, что мужчинами в этой компании были только я и шофер — колоритный дядька, всю жизнь проработавший водителем на автобазе. Мой кыргызский был на уровне "Байке, качан поедем?" и "Долго мы будем жолдо?". Именно с незнанием языка в моей жизни связано много казусов, но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.

Перевал Куакы закрыт для пассажирского транспорта (тем более зимой), но "мы же на внедорожнике" — заявил водитель и смело направил машину к подъему. Где-то перед самой высокой точкой глушитель авто стал издавать громкий звук "прямотока". Минут через пять я не выдержал и спросил шофера, почему мотор так "рычит". "На подъем идем, все хорошо", — ответил он.

Уже спустя минуту, въехав на вершину перевала, "уазик" остановился. Водила выбрался наружу, закурил, попинал колеса и вдруг скрылся из виду, наклонившись под машину. "Ай, оказывается, глушитель выпал! — громко заявил он и, обращаясь ко мне, добавил: — Пойдем искать, студент".

Я нехотя вылез из теплого салона — на улице дул пронизывающий ветер. Достав сигареты, шофер вручил мне одну вместе с фонариком (видимо, хотел задобрить), и мы побрели вниз по трассе. Примерно через полтора километра обнаружили злосчастный глушитель, скатившийся на обочину. Водила обернул края еще горячего бачка ветошью, и, взяв его с двух сторон, мы тронулись обратно.

Добравшись до вершины, шофер начал прилаживать глушитель к выхлопной трубе. Тогда я впервые услышал фразу: "Перевяжем проволокой и поедем с ветерком". Смысла особо не понял, но комичность ситуации оценил. Водитель взял пассатижи и быстро прикрутил бачок к трубе.

Мы уселись в "буханку" и продолжили путь. Когда на перевале Долон отвалился другой бачок глушителя, все пассажиры с полчаса сотрясались от истерического смеха. Неунывающий водила вновь прикрутил бачок куском стальной проволоки…

Продолжение следует.