О значении Достоевского для современности Sputnik расспросил Игоря Волгина — известного ученого, профессора, президента Фонда Достоевского.
Изнанка идеализма
— В чем актуальность Федора Михайловича для сегодняшнего мира?
— Что это за знание?
— Были открыты какие-то явления, движения души, связанные не только с эпохой, в которой жил Достоевский, с эпохой 40–80-х годов XIX века. Эти явления касаются человека вообще, в особенности русского человека.
Достоевский выстраивает не только сюжеты событийные, но и сюжеты мировые. Его герои в любых обстоятельствах, будь они наедине с собой или в разговорах, играют на мировых подмостках. Все, о чем он говорит, произносится не назидательно, а в художественном контексте, не дидактически, не отвлеченно — все это с нами происходит и сейчас. Он выявил какие-то ключевые моменты человеческого существования и во многом угадал природу зла.
— Какого, например?
— Достоевский угадал сатанинскую изнанку идеализма. Увидел то, к чему приводит идеализм в чистом виде, прозрел изнаночную сторону душевного подполья. Это подполье никуда не делось, оно в нас.
Все романы Достоевского — это сюжет о русской судьбе, о предназначении России, о том, что будет с ней, какова ее физическая и духовная природа. Эти вопросы до сих пор открыты. Чехов писал Суворину, что русская литература не отвечает ни на какие вопросы, а все ее значение в том, что она их правильно ставит. Отвечаем уже мы сами.
Время сдирания кож
— Что было бы, если бы Достоевский жил в наше время?
— Не думаю, что он на что-то смотрел бы иначе. Да, он был кровно связан со своим временем, но во многом предвидел наше. В "Дневниках писателя" он описывает такую ситуацию: идет Балканская война, и где-то турки сдирают кожу с живых людей. "А у нас тут все хорошо, мы гуляем по Невскому проспекту. Но если бы все так обернулось, мы еще не знаем, что в известных обстоятельствах найдутся сдиратели среди нас, да еще из самых веселых. И неизвестно, среди кого мы окажемся — среди сдираемых или среди сдирателей. И, может быть, у нас все хорошо пока, потому что здесь городовой стоит, и не сдирают кожи".
Достоевский предвидел, что возможны эти ужасы, которые наступили в XX веке, когда началось массовое сдирание кож. У него было предчувствие страшного времени, предчувствие катастрофы. За несколько лет до смерти Федор Михайлович говорил: "Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездной". Надо сказать, что это вообще статическое состояние России — колебаться над бездной. И Достоевский уловил его.
— А какие-то детали он предвидел?
— Прямо как в сегодняшний день смотрел…
— Он подозревал тогдашний русский либерализм в корпоративном духе, в следовании только своим интересам, в отъединенности от народных нужд. Поэтому я думаю, что, если бы Достоевского перенесли в наше время, он бы с горестным изумлением убедился: многие его предчувствия оправдались, человек не стал лучше за этот век, не стал благороднее, нравственнее. Наоборот — многие вещи, которые он видел в человеке, цветут пышным цветом.
— И даже разрослись…
— Если раньше эти явления были угрозой для существования отдельного человека, то сейчас это угроза нации и миру. Вот о чем он писал — о том, что зло принимает глобальный характер.
Спасительная красота
— А что спасет? Красота?
— Заезженную фразу "Красота спасет мир" повторяют очень часто. У Достоевского в записной тетради немножко по-другому: "Мир красотой спасется". Это не значит, что красота сама по себе, автоматически, спасет мир. Тут подразумевается огромное волевое усилие самого человека. Он может спастись красотой, если приложит для этого максимальные усилия. Тут нужен колоссальный душевный труд, нужно постичь красоту, чтобы ей спастись.
Сейчас идут споры по поводу того, надо оставлять классику в школьной программе или нет. Ну а куда мы денемся? Классика важнее, чем нефть, уголь, природные ресурсы. Это ментальная база, на которой выросла нация. Вычти из истории России литературное наследие — будет совершенно другая страна.
Живее всех живых
— Влился бы, по-вашему, Достоевский, живи он сейчас, в современный литературный процесс?
— Он бы с некоторым удивлением увидел, что многие его художественные и идеологические открытия работают в современной прозе и даже поэзии. Думаю, он с интересом посмотрел бы на современную словесность. Хотя Дмитрий Быков считает его, например, мягко говоря, нехорошим писателем.
— А смог бы он напечататься или писал бы в стол?
— Если Достоевский сейчас отправился бы в какой-нибудь современный журнал, например, с рассказом «Бобок», его бы, скорее всего, напечатали. Потому что в этом рассказе чернуха (по современным понятиям). А вот "Братьев Карамазовых" вряд ли напечатали бы — слишком большой текст непонятно о чем.
— Вроде детектив, а вроде и нет…
— Да. И, конечно, колоссальный объем. Но это — лучший роман. Надо сказать, что вообще русский роман завершился на "Братьях Карамазовых". А раздробленная чеховская проза — это реакция на русский роман.
— "Бесы" Достоевского остались в прошлом столетии? Или им предстоит воскреснуть?
Боюсь, к сожалению или к счастью, что XXI век тоже будет веком Достоевского. Поэтому он живее всех живых. У него не мертвые тексты, не мертвое наследие. И от того, как мы освоим и поймем его, зависит наше будущее.
