Народная артистка страны, 40 лет бессменно работающая на сцене Национального Русского театра драмы им. Айтматова, Зинаида Петренко рассказала Sputnik, почему ей всю жизнь пришлось играть падших женщин, как изменилось лицо отечественного театрала и отличаются ли юные дарования умом и сообразительностью.
— Почти все мои подруги хотели стать актрисами. Но стали экономистами, юристами или просто домработницами. Как вам удалось не растерять свою детскую мечту?
— В детстве я ни в какие кружки не ходила, у нас даже телевизора не было. Это же шестидесятые годы прошлого века. Я выросла под радио, по которому все время передавали спектакли.
Я всегда очень хотела быть актрисой, и в классе из-за этого мне было очень трудно. Учителя могли позволить себе с пренебрежением сказать: "Ну да, ты же у нас артистка".
Я никогда не прогуливала уроки, но у меня были проблемы с математикой, физикой, геометрией. Я эти предметы терпеть не могла, но по чьей-то великой ошибке попала в физико-математический класс. И классным руководителем у меня была учительница по математике, которая заходила в класс и говорила: "Математика — это царица всех наук". Но для меня это были пустые слова.
— Из ваших интервью я узнала, что ваша мать была против актерской карьеры. Она считала, что вам лучше стать адвокатом.
— Да, мама была категорически против этой профессии. В нашей семье царил пошлый стереотип, что артисты — это гуляки и пьяницы. Актриса автоматически становилась падшей женщиной.
Потом мама изменила свое мнение, приходила в театр и гордилась: "Это моя дочь!". Но для этого понадобилось 15 лет…
— Как мне известно, ваш путь к мечте был нелегок: сначала вас взяли в школу-студию при драмтеатре, затем со сменой руководства отчислили. Как вы это перенесли?
— Чем вы взяли приемную комиссию? Обычно на такие места огромные конкурсы.
— У нас было 50 человек на место. Конкуренция серьезная. Но я удивила жюри своим талантом.
— А что вы чувствуете, когда выходите на сцену, включены софиты, сидят люди?
— Я не замечаю зрителей. Меня отгораживает от них внутренняя стена. Я только чувствую энергию зала.
— А когда спектакль плохой — то негативную энергию?
— Когда я выхожу на сцену, зрителю нравится, он смеется. Я комедийная актриса, клоун, поэтому плохую энергетику не чувствую.
— Но вы же не всегда смешили, не так ли?
— Чаще всего я играла падших женщин — женщин-вамп, женщин-разлучниц, которые бросают детей. Наверное, потому что в жизни я совсем другая. Все, чего нет в реальности, вышло на сцену. Кроме того, отрицательные роли интереснее играть.
— Сейчас опыт и профессионализм дают вам возможность гнуть свою линию, спорить с режиссером. Насколько вы требовательны к коллегам?
На данном отрезке времени, когда мне уже столько лет и 40 из них я проработала только в этом театре, могу сказать следующее: мне никто не может помешать, мне могут не помочь. Я соображаю в своей профессии.
— В истории драмтеатра были и трагичные моменты, когда скандалы, связанные с руководством, гремели во всех СМИ…
— Был момент очень страшный для нашего театра, когда к нам пришел Воробьев. Он его разрушил. Нас покинул зритель — наш, настоящий зритель, который любил театр.
— А что вы чувствовали в те моменты, когда играли в низкопробных пьесах?
— Стыд и позор. Мы себя утешали после таких пьес, что полтора часа позора закончились. Но мы себя могли так утешать, а зритель ведь разный. Кому-то это даже нравилось, они же смеялись над чем-то. Но мы-то понимали, что занимаемся ерундой.
— А что касается юных дарований? Преподаватели в вузах вечно ворчат, что новое поколение студентов на порядок глупее предыдущего. В театре так же?
— Конечно! Пришли новые девочки, первый курс. Знаете, что плохо? Они все заражены этим Интернетом, компьютером и совсем не читают. А странички должны шелестеть. От них пахнет по-другому. А они пытаются прочитать стихотворение по телефону. Это ерунда. Если мозгов нет, что можно сделать?
— Их, наверное, больше интересует денежный вопрос…
Мы даже друг друга "продаем". Если я не подхожу куда-то, то могу посоветовать человека, который сгодится. Вот я, например, "тамадить" не умею, но могу посоветовать коллегу. Зато я с радостью проведу какой-нибудь семинар по технике речи.
А Новый год! Это счастье для актеров! Есть такой анекдот: артисту звонят из Голливуда и говорят: "Мы приглашаем вас сниматься в кино". А он отвечает: "Я не могу, у меня елки". Это про нас.
— У всех артистов есть в запасе веселые истории, которыми они потчуют журналистов. Расскажите свою.
— Играли мы такой замечательный спектакль, который назывался "Семейный портрет с посторонним". Мы стоим на сцене, один из действующих лиц, художник, должен зайти. А там у нас пирушка, день рождения отмечаем.
Я сижу на сцене и краем глаза вижу, что артиста нет, а его выход. Тихо говорю: "Олега нет". Уже сказали реплику, он должен выйти, а мы ничего не можем сделать, потому что с его появлением меняется действие. А его нет!
Все застыли. Актриса, которая играла мою дочь, говорит: "Я пойду на улицу, воды свежей принесу". Она выскочила за кулисы и побежала его искать. Актер, который играл моего мужа и лежал с больной ногой, встал и сказал: "Я пойду до ветру". Еще один, жених моей "дочери", тоже сбежал.
Я на нервной почве говорю: "Мать, ты помнишь, какие мы с тобой песни раньше пели?".
У нее огромные глаза: "А какие мы раньше песни пели?".
И мы начинаем петь. Зритель сидит, слушает, как мы поем. Коллег нет, никого нет. Мы спели две песни и пустились в пляс. Наконец артиста нашли — он просто уснул в гримерке.
Мы продолжали играть, но это было что-то невозможное. Потом я вышла за кулисы и сказала: "Я с вами в разведку не пойду, только со Стрельцовой".
— А как вы заучиваете свои роли? Это же невозможно — вызубрить быстро несколько листов!
Знаете, какой у меня, да и вообще у каждого актера самый страшный сон? Это когда ты вышел на сцену и не можешь вспомнить ни единого слова. Мне кажется, что от этого сна можно умереть. Правда-правда, это как кошмар.
— В фильмах часто показывают, как сотни мужчин безнадежно увиваются за актрисой, часто среди поклонников встречаются и опасные личности. У нас так же?
— Да. Преследовали люди типа маньяков. Выходишь из дома, тебя ждут. И страшно, и противно. Мне кажется, что у этих людей с психикой не все в порядке.
Часто пытаются ухаживать нормальные мужчины. И стихи, и подарки, и рестораны… — все к твоим ногам. Однажды мне подарили сто роз шириной с ладонь.
— Если бы у вас был шанс изменить что-то в своей жизни, вы бы на это пошли?
— Ничего. Ничего бы не поменяла. Уж профессию — точно. Мне свойственно было ошибаться, но я благодарна Богу, что у меня есть эта профессия, благодаря ей и живу.
