Есть люди, которых я бы близко не подпускал к медицине, — декан медфака КРСУ

В честь 25-летия медицинского факультета Кыргызско-Российского Славянского университета журналисты Sputnik решили узнать у его декана Анэса Зарифьяна, зачем люди учатся на врачей и о проблемах высшего образования.

— Расскажите историю создания медицинского факультета КРСУ.

— Некоторые считают, что медфак КРСУ был первым в Кыргызстане. На самом деле первый медицинский факультет появился в Ошском государственном университете, а наш на год позже.

Перед его образованием ректор Владимир Нифадьев поехал в командировку в Москву, где встретился с тогдашним руководителем госкомитета Министерства образования РФ Владимиром Кинелевым. Он сказал: "Слушайте, вы первый университет на постсоветском пространстве, который подчиняется двум государствам. Если хотите быть вузом европейского типа, надо обязательно открыть медицинский факультет".

По возвращении Нифадьев предложил мне эту идею. Я тогда занимал должность проректора в Международном университете Кыргызстана, где медфаком даже не пахло. А мне, как человеку, получившему медицинское образование, было интересно вернуться поближе к медицине.

Преподавателей мы приглашали из Кыргызского государственного института (ныне КГМА). Сегодня в учебном процессе у нас задействованы более 500 человек, 370 из них — в штате: среди преподавателей 41 доктор и 149 кандидатов наук. Кроме того, более 130 человек — выпускники нашего факультета.

Первый набор студентов провели в 1994 году. Тогда было всего 32 места: 23 бюджетных выделила Россия, а мы взяли еще девять контрактных. Я даже подумал: "32 места — это как количество зубов. Нужно было не с лечебного дела, а со стоматологии начинать". Тех ребят помню до сих пор: их разбили на три небольшие группы, и учеба была почти индивидуальной. А недавно мы зафиксировали цифру в 3 200 студентов.

— Ну тогда это не факультет, а отдельный университет...

— Ваши бы слова да богу в уши. Об этом говорит даже комиссия, которая только на прошлой неделе закончила проверку: "У вас уже не факультет, а целый медицинский институт. По логике, в такой структуре должны быть глава и как минимум три декана, одному из которых необходимо отвечать за постдипломное обучение, потому что сегодня у вас более 400 ординаторов". Мне остается только пожимать плечами: мол, обходимся факультетом.

Однако мы никогда не стремились стать юридически самостоятельными. Во-первых, этого никто не позволит, а во-вторых, тогда мы лишимся одного из своих преимуществ — выдачи дипломов двух государственных образцов. 

— Как думаете, почему люди сегодня выбирают медицину? Понятно же, что профессия тяжелая, а платят мало.

— Начнем с наиболее романтичного предположения: все-таки эта профессия всегда была почитаемой. Согласитесь, что врача иногда приравнивают к Богу. Конечно, престиж этой профессии снизился, но, видимо, не настолько, чтобы она перестала интересовать молодежь. Проблем с конкурсом у нас никогда не было.

Вопрос в другом: зачем они идут и многие ли приходят по адресу? Думаю, процентов 30 — люди, которые не случайны в этой профессии. Дальше идет прослойка абитуриентов, которые просто не знают, с чем здесь столкнутся. Они приходят по разным причинам: влияние родителей или друзей, любимая девочка сюда поступила, компания ребят из одного класса… А есть такая категория, которую я бы близко не подпускал к медицине. Однако наша система отбора ничего не позволяет с ними сделать.

— А в процессе обучения нельзя таких студентов отсеивать?

— Мы отчисляем, однако по формальным причинам: не сдал сессию, трижды-четырежды приходил на пересдачу… Кроме того, студент до сих пор имеет право восстанавливаться пять лет подряд. Ты ему уже говоришь: "Ты сам себе не надоел — ну сколько раз тебя можно отчислять?". А он все равно приходит, и по закону я обязан его восстановить.

Кроме того, что мы можем проверить у студента при поступлении? Максимум — насколько хорошо он знает химию и биологию. А система ОРТ? В ней есть основной тест с минимальным порогом 110 баллов и два дополнительных — химия и биология — по 60. Общая сумма должна быть не меньше 230.

Иногда случаются парадоксы. Ты видишь абитуриента, у которого минимальный балл и за основной тест, и за дополнительные, однако он имеет право поступить. А рядом будет стоять другой абитуриент, у которого общий балл не 230, а 400, но один из дополнительных предметов на балл ниже допустимого. Этого человека мы не имеем права взять. Я часто поднимаю данный вопрос, все кивают и говорят, что в этом нет справедливости, однако ничего не меняется.

Второе — наша система приема абитуриентов не позволяет проверить другие "составляющие", без которых врач не может сформироваться: душа, умение сострадать, брать на себя чужую боль.

— Это должно быть у студента изначально?

— Думаю, да. Помню, как по приглашению Розы Отунбаевой, когда она была послом в Великобритании, приезжал туда познакомиться с местной системой образования. Мы пошли знакомиться с деканом медицинского факультета одного из частных вузов. Меня изумило, что у них не было вступительных экзаменов. Они смотрели на баллы, полученные на предварительном обучении, а колоссальную роль играли рекомендательные письма. В них отмечались участие абитуриента в благотворительной деятельности, работа в госпиталях, оказание помощи нуждающимся, больным…

В наших документах указано, что теоретически мы имеем право проводить психологическое тестирование. Я был бы "за", ведь попадаются люди, которые сами нуждаются в помощи врачей. Некоторые из них в первую очередь — психиатров. Я уж не говорю, что кто-то инвалид по зрению, а недавно выяснилось, что у одного из студентов снижен слуховой порог. Как, простите, он будет выслушивать тоны сердца? Какой фонендоскоп ему поможет? Мы ведь не проверяем это при поступлении. Это я только верхушку айсберга затронул.

— Приходится ли отговаривать кого-то от поступления?

— Знаете, очень уважаю ребят, которые приходят ко мне через месяц-два и говорят: "Анэс Гургенович, мы поняли, что это не наше, и решили уйти". Я прям готов расцеловать их: "Молодец, умница, респект тебе и уважуха!". Лучше вовремя уйти и найти себя в чем-нибудь другом.

Медики всегда в самом тяжелом положении. Например, если ты осваивал техническую специальность, а потом ушел из вуза, все равно сможешь устроиться помощником мастера. Если молодой человек поступил в медицинский и отчислился после второго-третьего курса, он кто? Парень даже медбратом не может быть. 

— Говорят, многие выпускники уезжают работать и учиться дальше за границу, это правда?

— Раньше уезжали всего 15-20 процентов. Однако после последней реформы образования поток отъезжающих для получения постдипломного образования стал больше. До этого после шести лет учебы 90 процентов студентов поступали в годичную интернатуру, а остальные в ординатуру. Затем приняли решение отменить интернатуру, а срок обучения в ординатуре увеличить до трех-четырех лет. Два года оставили только для тех врачей, которых у нас не хватает, например, для педиатров.

Однако сейчас у КРСУ иная проблема: в Кыргызстане одна модель обучения, а в России другая. Кроме того, я располагаю информацией, что вскоре там тоже проведут реформу. Тогда может получиться так, что по одной и той же специальности у них будет два года обучения, а у нас три. Как нам готовить одного и того же человека по двум разным программам? Возможно, разрешат сделать выбор.

Я бы, может, прибился к кыргызскому берегу, однако зачем, если родное государство за 20 лет не выделило ни одного бюджетного места в ординатуре? Россия в прошлом году дала 122, в позапрошлом — 119, и в этом году будет тоже более 100. А ведь все эти места для наших же кыргызстанских детей. Почему в таком случае я должен отказываться от российской модели обучения?

— Если говорить о высшем образовании в целом, вам не кажется, что оно несколько нивелировалось? Все хотят его получить, порой совсем не понимая, для чего.

— Во-первых, попробуйте доказать это некоторым родителям. Я говорю так: "Не каждый ведь может рисовать, сочинять или танцевать, почему считается, что получить высшее образование может каждый?". Вижу, что есть люди, у которых мыслительный аппарат от природы к этому не приспособлен. Однако они этого не видят. Редко можно встретить родителя, который объективен к своему ребенку и сам говорит: "Мы вас не виним, не тянет он". Большинство считает, что это наши проблемы, что мы должны обучать.

Где-то я прочитал замечательное выражение (утрированное): "Мозг человека на 90 процентов состоит из жидкости. В некоторых случаях возникает ощущение, что эта жидкость тормозная, а кое-кому ее даже недоливают". Такие абитуриенты и студенты действительно встречаются, а наши законы не позволяют их отсеять.

Во-вторых, причина в престиже высшего образования. Это началось с советских времен, хотя не было так ярко выражено, потому что в то время была мощная система среднего образования. Срабатывал и материальный фактор, когда зарплата слесаря была выше, чем у профессора.

У врачей на постсоветском пространстве всегда было мало денег. Помню, когда я пришел работать на кафедру, стал получать меньше, чем когда был студентом. До этого у меня была ленинская стипендия, из которой не высчитывали налоги. Когда устроился на работу, моя зарплата составляла 105 рублей, однако на руки я получал всего 60.

А вы знаете, с чего началась популяризация высшего образования? Аскар Акаев заметил, что производство в республике пошло на спад. Тогда, чтобы отвлечь молодежь от улицы, начали открывать вузы, даже в ущерб качеству образования. Естественно, все пошли по принципу "сосед поступил, а чем я хуже".

Предлагаем прочитать материал о создании факультета международных отношений КРСУ, который также отметил 25-летие в этом году.