Об изнанке "Квартирника у Маргулиса" и о том, каково это — писать песни, которые обожают миллионы, с известным музыкантом поговорил выпускающий редактор радио Sputnik Кыргызстан Вадим Осадченко.
— Недавно слышал мнение вашего коллеги по музыкальному цеху, что, на его субъективный взгляд, блюз не приносит удачи белым музыкантам. По его словам, у этого жанра такая энергетика. Вы разделяете такое мнение?
— Я не играю чистый блюз в классическом его понимании, а использую некоторые его элементы. На самом деле блюз — это совершеннейшее нытье. Из современного блюза я люблю Эрика Клэптона и Кеба Мо — это все-таки блюз полных залов и дворцов спорта.
— Вы ведь видите своих зрителей. Нет ощущения, что на ваши концерты ходят одни и те же люди?
— Нет, возрастной ценз для моей музыки — от 0 до 180 лет. И молодежь приходит, причем зачастую она знает мои тексты лучше, чем я. Я играю концертов 10 в месяц, и мне этого достаточно. Ездить надоело: кажется, я видел уже все.
— Ваши блюзы — они не страдательные, а легкомысленные в хорошем смысле этого слова. Почему вы выбрали это музыкальное направление?
— Кто-то из друзей однажды пошутил: "Придумывать блюз — это как составить из четырех букв плохого слова слово "счастье". Мне нравится такой тетрис: из трех-четырех аккордов делать что-то непохожее. Я не знаю, насколько получается, не могу оценить это со стороны, но меня, во всяком случае, пока все устраивает.
— Но ведь для блюза нужны страдания, а вы человек позитивный...
— Много лет назад мне на глаза попалась книга песен The Beatles, где каждый из участников команды рассказывал свои ощущения от написания той или иной песни. Так вот, они рассказали, что, создавая грустнейшую "She is leaving home", они думали о бананах. Написали какую-то чушь, чтобы поскорее освободиться, пойти в магазин, купить бананов и виски. А песня получилась страшно переживательная. Так что создание песен — это игра рифмами, не более того.
— А вам приходилось встречаться со знаменитыми музыкантами, которые играют блюз, и что-то выносить из этих бесед для творчества?
— Я знаю многих зарубежных музыкантов, а они знают меня. Я не говорю с ними о блюзе, просто получаю кайф от общения.
К примеру, я с удивлением узнал, что Хью Лори нравится моя музыка, а мне нравится музыка Хью Лори. Из последнего — я был на концерте Кеба Мо и "Тадж Махала", и мы тоже знакомы. И Моника Грин, которая нас познакомила. У меня, знаешь, жизнь сложилась.
— Какую музыку вы любите?
— У меня нет привязанности к какой-то определенной музыке. Я слушаю все, что звучит. Мне стыдно признаться, но я слушаю иногда даже рэп. Есть один сайт, который специализируется на музыке, которая вышла буквально сегодня. Ты выбираешь жанры, которые тебе интересны, и слушаешь все, что угодно.
Я люблю слушать музыку в путешествиях. В последнее время мне нравятся советские песни 30-х и 40-х годов. В детстве я их не выносил, а сейчас по кайфу.
— А в детстве вас заставляли их слушать?
— Вы в музыке очень давно. Как думаете, сильно изменился мир за это время?
— Да ничего толком не изменилось. Меняются только девайсы, а все остальное как было, так и осталось. То же количество идиотов, которые тебя окружают… Ты знаешь, к старости мы становимся избирательны: я, к примеру, не трачу время на беседы с глупыми людьми. Могу себе это позволить. Жизни осталось совсем мало, зачем тратить ее на идиотов.
— В последнее время вы занялись телевидением. Почему? Ведь сейчас все говорят, что ТВ скоро закроется, и уходят в интернет.
— Мне это приносит удовольствие. У меня есть приятель-олигарх, про которого во всех средствах массовой информации говорят, что он не пользуется мобильным телефоном, не смотрит телевизор, не слушает радио и на интернет ему наплевать.
На одной из гулянок он подошел ко мне и сказал, что у меня классные программы. Я говорю: "Но ведь в СМИ пишут, что у тебя нет даже телефона!". Он сказал: "Да все у меня есть, но тихо". Так что все всё смотрят, и это надолго.
— А вы сами решаете, кто придет к вам на программу "Квартирник у Маргулиса"? Бывает, что вносите в эфир какие-то правки?
— Я зову только тех, кто мне нравится, и не важно, какую музыку они играют. У меня могут быть Валерия и Баста, Лолита и группа "Ария".
Мне нравится показывать людей без концертной мишуры. Без сцен, без кулис, без блесток, а такими, какие они есть. Показать историю написания песен в домашних условиях. То есть, когда тебе придумалась песня, ты же не сразу делаешь аранжировку. Вот тебе гитара, вот тебе фоно, покажи! Причем утопчи людей так, чтобы все поняли, что ты поразительный.
Очень многие, кстати, отказываются идти ко мне на программу, потому что это большая ответственность, когда зритель сидит на расстоянии вытянутой руки.
— Вы знаете всех, кто приходят к вам на эфиры, лично?
— Что касается зрителей, у нас царит чистая коррупция, я этого не скрываю. Чтобы попасть к нам, нужно быть друзьями музыкантов или съемочной группы, мы не продаем билетов. У каждой команды свои поклонники, и на "квартирниках" нет лишних людей.
Что касается разговоров с артистами, то мы, конечно, прописываем какие-то сценарии. У меня большая редакторская команда, которая выписывает мне те факты о гостях, которых я не знаю. Но чаще всего я знаю ребят очень хорошо. Давно живу.
— Раньше мы все знали, что есть рок екатеринбургский, ленинградский и московский. Это разделение существует до сих пор?
— Для меня существует музыка двух видов: хорошая и плохая. И мне абсолютно безразлично, откуда музыканты. Главное то, что они производят. Если мне это нравится, значит — это хорошо, и я готов это показать. Хотя я не думал о том, насколько совершенный у меня вкус.
— И все-таки, как вы считаете, если бы вы родились не в Москве, а, к примеру, в Ленинграде, ваша музыка была бы другой?
— Конечно. Мне страшно повезло родиться в том месте, где я родился. Я учился с сыном Булата Окуджавы. С Крисом Кельми и Андреем Давидяном познакомился в доме пионеров во втором классе. В нашу школу приходил Юрий Гагарин. Я видел всех писателей, актеров и режиссеров: Аксенов, к примеру, был моим поклонником. Я учился с детьми шпионов, разведчиков и дипломатов: папа моего друга работал корреспондентом газеты "Правда" в Токио. На лето ездил в пионерский лагерь, а он в Японию. Первого сентября я хвастался перед ним комариными укусами, а он передо мной — новыми пластинками. Я всегда знал, что если за лето вышел новый альбом "The Beatles", первого сентября я его получу.
— Не могу не спросить о вашем уходе из "Машины времени". Почему вы приняли такое решение?
— Оно зрело во мне давно. Мне стало скучно, захотелось больше времени тратить на себя. Я уходил из "Машины" в 79-м, а в 91-м Макаревич убедил вернуться. Правда, уже через три года я понял, что мне что-то не нравится, поэтому возобновил свой сольный проект. В какой-то момент прибавилось "Воскресенье", и в 1997-м я стал сходить с ума, разрываясь между тремя коллективами. Со временем стал избавляться от того, что мне не нужно.
— А что значит скучно? Музыкантам The Rolling Stones тоже, наверное, уже скучно, но они так зарабатывают деньги…
— А мы денег особо не зарабатывали, потому что всех разрывали какие-то сторонние проекты. Неохота было придумывать песни на коллектив, когда понимаешь, что выше потолка музыкальный ряд этой команды не прыгнет. И вообще, зачем мне это делать, когда у меня уже есть свой коллектив? Я стал писать на стороне, и мне это страшно понравилось.
— Как происходит процесс написания песни? Вы заставляете себя это делать или просто в какой-то момент ловите драйв?
Спустя три дня мы вернулись туда, где обычно живем в Испании. Ехать туда километров 700. Так вот, всю дорогу моя благоверная была навигатором, только вместо того, чтобы говорить, куда мне повернуть, она твердила, что я "скотина ленивая", "пошел бы я туда" и так далее. Когда мы вернулись в свою "нору", я тут же написал девять песен за два дня. Получил, так сказать, две вещи: по шее и кураж.
— Обращаются ли к вам молодые музыканты с просьбой взять над ними шефство и возникает ли у вас желание поделиться опытом, стать чьим-то наставником?
— Нет. У меня нет учительского дара. Я могу что-то подсказать, дать какой-то вектор, но глубоко лезть и чему-то учить — это не мое.
— Но ведь к вам на "квартирник" наверняка приходили молодые ребята, которые таким образом получили шанс стать знаменитыми?
— Есть такая команда The Hatters. Они со страшной неохотой шли ко мне в программу, потому что это молодежь из интернета, а они откровенно ненавидят телевидение, но к концу программы мы с ними как-то очень мило пообщались.
Спустя год солист группы Юра Музыченко подошел ко мне и говорит: "Дед, а ты был прав. Мы думали, что телевизор — это плохо, а благодаря тебе подняли цену в два раза и стали играть международные туры. Спасибо тебе большое и извини, мы были неправы".
— А вы привыкали к прозвищу Дед?
— Дядя, дедушка… Какая мне разница? Ты же ощущаешь себя в том возрасте, который сам себе придумал. Я достаточно молодой человек, а в зеркало смотреться не надо. Думаю, что ощущаю себя лет на 26.
— А что было в 26?
— В 26 лет было очень проблемно. Меня никуда не брали на работу, а я собирался жениться на своей девушке Аньке. Это было андроповское время, и мне предлагали или идти резать проволоку на заводе железобетонных изделий, или быть дворником в цирке. К тому моменту уже закрыли группу "Аракс", в которой я играл, и у меня были проблемы с советской властью. Я решил, что буду жить тихо: жена вязала свитеры, а я шил джинсы.
— Вам нравится то, чем вы сейчас занимаетесь? Вы готовы променять музыку на другое занятие?
— Нет, я с ума сойду! Мне все нравится, и менять я ничего не хочу. Золотой дождь на меня еще не пролился. Даже если бы было очень много денег, я бы все равно занимался музыкой.
— Вы уже поняли для себя, что такое счастье? Меняется ли это понятие для вас с течением жизни?
— Слово простое, понятие широкое. Наверное, счастье — это иронично относиться к тому, что делаешь, и заниматься той работой, которая приносит и деньги, и удовольствие.
