Зумрад Джанабаева — единственная женщина за всю историю Кыргызстана, которая возглавила Дорожно-патрульную службу столицы. Когда-то она работала в женской колонии, потом ловила преступников и даже участвовала в операции по освобождению заложников.
Четыре года назад в кабинет Зумрад вошли аж 12 человек — они пришли, чтобы арестовать одну женщину. По дороге в следственный изолятор конвоиры оправдывались: мол, просто выполняют свой долг… Зумрад Джанабаева редко дает интервью, но на этот раз рассказала все.
— У вас очень необычная биография: ваши дедушка и бабушка были народными артистами, а вы почему-то пошли работать в женскую колонию.
— Мое детство прошло на Дзержинке, в доме, где жили Айтматовы, Бейшеналиевы, Кулатовы — вся кыргызская элита. Я росла среди этих людей и понимала, что до их уровня мне не дотянуться. Нужно было найти свой путь. Так я сдала последний экзамен, получила диплом филолога и втайне от родителей устроилась работать в женскую колонию.
— Что вас удивило на зоне?
— Первый год показался мне адом, ведь там постоянно соприкасаешься с человеческими страданиями.
У меня была очень хорошая наставница — Мусуралиева Кулипа Сулаймановна. Она сразу сказала: "Никогда не показывай ни слез, ни обид. Что-то не так? Выйди в палисадник, порыдай. Но тут чтобы никто не видел твоих опухших глаз".
Так я и проплакала весь первый год, но не ушла: мне нужно было доказать всем, что не сломаюсь. Продержалась в женской колонии пять лет.
— Они держались отдельно от остальных заключенных. Например, кассиры или бухгалтеры, которые оказались за решеткой из-за растраты, попадают в четвертый отряд. Эти женщины знают, что такое нормальная жизнь, на воле их ждут мужья и дети. Они редко общаются с наркоманками, убийцами, разбойницами. На зоне своя иерархия, а у них было самое высокое положение.
— Чего категорически нельзя делать в женской колонии, чтобы не нарваться на неприятности?
— Можно пострадать не столько за поступки, сколько за язык.
— То есть нельзя материться или хамить?
— Нет, речь не об этом. Иногда бывают ситуации, когда там говоришь одно, а тут — другое. Кто-то не так передал, и начинаются "предъявы" — осужденные это так называют. Тут нужно объяснять, кому и что ты сказал на самом деле.
— Все знают, что в мужских колониях очень негативно относятся к педофилам, а в женских — к детоубийцам. Что в таких случаях бывает на зонах?
— Для других осужденных таких женщин просто не существует. Это значит, что с детоубийцей не станут разговаривать, никто не поделится едой, не поможет. Их кровати расположены в самом холодном месте. По сути, они становятся изгоями.
Сами женщины переживают свои поступки по-разному. На моей практике была одна заключенная, которая заперла пасынка в шкафу. Мальчик умер от голода, а эта женщина вела себя так, будто ничего не случилось.
Но я хорошо запомнила еще одну осужденную. Ее муж ушел с какой-то девушкой, а она просто взяла и утопила их детей — кажется, старшему было четыре года, а младшему исполнилось два. Она не сразу поняла, что сотворила. Даже когда мать к ней приезжала, не хотела с ней встречаться — стыдно было смотреть в глаза.
После она пыталась покончить жизнь самоубийством самыми изощренными способами. Ее успевали спасать.
— Говорят, что сейчас условия на зоне стали гораздо мягче.
—Да, сейчас сами заключенные стали относиться друг к другу мягче. Времена изменились. Я ведь работала в 90-х, тогда в колониях были фабрики и заводы. Осужденные трудились, отрабатывали долг перед государством. Сейчас той системы нет.
Зато есть много правозащитников, которые считают, что наказание нужно смягчить, а условия — облегчить… Я нарвусь на критику, но все же хочется спросить: вы хоть раз видели глаза матери, у которой убили ребенка? Можете представить хотя бы толику ее страданий? Я понимаю, что в колонии тяжело, но ведь никто не заставлял этих женщин убивать или воровать!
Сейчас уже нет былых принципов. Например, в 90-х было так: если оперативный сотрудник неправильно повел себя по отношению к заключенной, поднималась вся зона. В нынешнее время я о таком не слышала.
— После колонии вы стали работать в милиции города Балыкчи. Расскажите о том опыте.
— Да, туда перевели мужа, и я отправилась за ним. Мне повезло работать в потрясающем коллективе! Шел 96-й год, вся документация была переведена на кыргызский, и мне было очень сложно освоиться. Ребята сидели со мной часами, объясняя, как на госязыке написать рапорт или оформить выезд.
В тот день я пришла на работу в новеньких рыжих сапожках-казачках — покрасоваться хотелось. А тут среди ночи поступает вызов, что с мелькомбината воруют цветной металл. Мы ринулись на место преступления в маленьких красных "жигулях" — старенькой машине нашего сотрудника, у которой толком не закрывалась ни одна дверь…
На месте преступления увидели трех здоровенных мужиков с тележками. Нас тоже было трое, то есть каждому досталось по преступнику. Я схватила своего за жилетку, но он вывернулся, ударил меня под дых и пустился со всех ног. А я должна была его поймать, хоть тресни!
Тогда многие дороги в Балыкчы еще не были асфальтированы, фонарей также не наблюдалось. Я бежала за ним по темени так, что у меня тут же отвалились каблуки. Тот сделал роковую ошибку: попытался перелезть через забор. Я вцепилась в его ремень и случайно сдернула брюки вместе с трусами, представляете!
Преступник повалился на спину, а я села ему на грудь, чтобы удержать. Началась борьба: бил-то он меня как мужик! Вдруг я услышала голос позади себя: "Девушка, вам помочь?". Оказалось, мимо проезжали работники "Кумтора". Ох, какие у них были лица, когда они увидели в ночи полуголого мужчину, которого сверху лупит женщина в разодранной одежде.
Утром я вновь увидела задержанного и поняла, что рука-то у меня тяжелая! Уж очень неприглядный вид у него был. Начальник РОВД подошел к нему: "Кто это тебя так?". Тот мнется: "Не скажу". Начальник его ругает, а он молчит. В конце концов показал на меня: "Это она". Стыдно было, что его женщина так помяла!
— Был один невероятный случай, когда вы помогли освободить детей, которых взяли в заложники. Расскажите об этом.
— Это произошло 12 лет назад. Как-то меня вызвали к заместителю министра внутренних дел. Он рассказал, что в Астане украли двух мальчиков шести и четырех лет. За них просили выкуп — то ли 50, то ли 100 тысяч долларов. По оперативным данным, детей удерживали в одном из домов в Бишкеке.
Под подозрением оказался частный дом в микрорайоне "Восток-5". Нужно было любыми путями узнать, действительно ли там находятся эти дети, и мы придумали легенду: дескать, я тетя этих детей и хочу удостовериться, что они живы.
Была одна загвоздка — я не говорю по-казахски. Зато моя абысынка, школьная учительница, прекрасно знает язык. Я по-тихому увезла ее из дома, а она все спрашивала, не опасно ли это. Пришлось ответить честно, что не знаю. "Ну ладно, это же ради детей", — вздохнула Мира.
Моя абысынка так быстро говорила по-казахски, что совсем заморочила преступнику голову. Наконец тот сказал: "В доме детей нет. Поехали, я покажу, где они". Я была за рулем, а Мира села на переднее сиденье — так хотел преступник, который сам устроился сзади. Мы были в очень уязвимом положении, а он все время держал дверь автомобиля приоткрытой — хотел в случае чего выскочить из машины.
Мы колесили по городу около часа. Все это время наш пассажир с кем-то ругался по телефону. В какой-то момент мы с Мирой переглянулись и поняли, что надо его немного подтолкнуть к действиям. Ох, какую драму мы разыграли перед этим парнем! Начали рыдать, мол, покажи детей, ничего больше не надо! Он не выдержал: "Отвезите меня туда, где нашли, а сами уезжайте. Я вам позвоню".
Мы высадили его. Разумеется, за домом вели плотное наблюдение. Как только мы с Мирой уехали, он тут же вывел детей на улицу — то ли перепрятать их собирался, то ли что-то пострашнее… Его схватили.
Оказалось, что он работал в Астане, строил огромные особняки. Среди заказчиков и была зажиточная семейная пара. Он украл детей, перевез их через границу в КамАЗе, заставив вход коробками. Помогал ему брат, так их вдвоем и закрыли.
В отделение милиции приехали родители малышей. До сих пор щемит сердце, когда вспоминаю мать… Она мне в ноги кинулась, представляете! Бог знает, что ей пришлось пережить, ведь в большинстве случаев украденных детей не находят живыми...
— Четыре года назад вы возглавляли Дорожно-патрульную службу Бишкека, а потом вас задержали за увольнение сотрудника. Расскажите, что тогда произошло.
— Была небольшая авария, две машины просто поцарапались. В одном из автомобилей — заметьте, не за рулем! — сидел наш сотрудник. Якобы из-за этого происшествия его задним числом уволили. Я на тот момент была в отпуске, и на заявлении стояла подпись моего заместителя.
Однако ему ничего не предъявили, а меня задержали за служебный подлог. Закрыли даже сотрудницу отдела кадров, которая всего лишь оформила рапорт и отнесла его руководителю. Представляете, какой абсурд: за это бедную мать четверых несовершеннолетних детей поместили в изолятор!
Меня пришли задерживать 12 человек. Одну женщину! Я не могла поверить, что это происходит со мной. Я ведь не нарушала закон, не брала взятки. Нет у меня ни дворцов, ни джипов…
Первыми на мою защиту встали женщины — Ассоциация женщин-милиционеров. Вступились депутаты, страшную бучу подняла нынешняя вице-премьер Омурбекова Алтынай Сейтбековна. Меня поддержал и министр внутренних дел Кашкар Джунушалиев. Даже сотрудники, которых задержали по этому делу, не дали против меня показаний. Если бы не эти люди, нам бы досталось по полной!
— Но почему так произошло? Увольнение сотрудника явно не повод, чтоб сажать человека в следственный изолятор.
— Наверное, пришло время об этом сказать… Я пресекла незаконные денежные потоки, которые шли от обычных сотрудников наверх. Скандарбек Кочербаев, который на тот момент возглавлял Службу внутренних расследований, сказал, что такой человек им не нужен. Требовался кто-то ручной.
Между нами разгорелся конфликт. Против него было слишком тяжело бороться — у этого человека очень влиятельные родственники.
Вот и возникло то уголовное дело. Суды идут до сих пор, уже четвертый год я пытаюсь защитить свое доброе имя.
— Сотрудники правоохранительных органов все чаще оказываются в эпицентре скандалов. Например, недавно в ДТП с участием милиционера погибла женщина, а еще один подозревается в изнасиловании. Также на днях сотрудник ППС сбил ребенка…
— Это страшные трагедии, но я хочу сказать в защиту своих ребят: это единичные случаи! В любом коллективе есть паршивая овца, но нельзя по ней судить обо всех.
Основная часть ребят вкалывает день и ночь. Рискуя жизнью, они задерживают убийц и воров. Наверное, просто нужно строже отбирать тех, кто попадает в органы. Пьяниц вообще надо гнать, не задумываясь. После работы в колонии я не верю тому, что наркоман или алкоголик может излечиться. Хоть режьте меня! Уж сколько я их перевидала.
Вспомните, что творилось 9 лет назад во время революции. Тогда я была начальником дежурной части МВД, и вся информация стекалась ко мне. В ту ночь не было ни милиции, ни дружинников. По городу лежали трупы. Поверьте, ничего хорошего не было.
— Планируете ли вы вновь надеть китель с погонами?
— За эти четыре года, что идут суды, я уже пыталась устроиться в другое место. Пригласили в фирму с хорошей зарплатой, но, поработав там, поняла, что это не мое. Вот родная милиция — это да. Вернусь ли? Сейчас это не от меня зависит.
Обязательно почитайте интервью с Русланом Умаровым. Он тоже работал в силовых структурах и, как и Зумрад, поплатился за несговорчивость.
