26 сентября в Кыргызстане избрали нового омбудсмена. Им стал генерал-лейтенант спецслужб КР Токон Мамытов. Бывший акыйкатчи Кубат Оторбаев добровольно сложил с себя полномочия 27 июня этого года.
Радио Sputnik пригласило новоиспеченного правозащитника и выяснило, кто был зачинателем этого института в Кыргызстане и почему в несправедливости судей виноваты следователи.
— Поздравляем с победой на выборах. Как вообще появилась мысль выдвинуть вас на этот пост?
— Наш институт омбудсмена зародился в 2000-2001 годах. Инициатива была очень интересной и нашла в обществе положительный отклик.
Крестным отцом идеи был Эдиль Байсалов, который предложил создать эту структуру на основе опыта зарубежных стран. Тогдашний парламент, в том числе депутат Турсунбай Бакир уулу, подхватил мысль и подготовил законопроект.
Работая в ассамблее, столкнулся с трудностями в области защиты прав человека. Возьмем хотя бы ситуацию с кайрылманами из Таджикистана и Афганистана. Разбираясь в их проблемах, я задавался вопросом: почему омбудсмен не вмешается в это дело? И таких проблем, которые требуют проработки, много.
Соглашаясь с выдвижением, я, конечно, тоже анализировал, долго думал и не сразу принял решение.
— Вы считаете себя поборником справедливости?
— Не хочу сказать, что я рьяный борец за справедливость, этакий супергерой. Вы знаете, наш народ может вынести многое — угнетения, лишения и тяготы жизни, но он не терпит несправедливости и беззакония. Так что чувство справедливости присуще не только мне, но и вам, и всем кыргызстанцам. Эта черта заложена нашими предками, которые были свободолюбивыми кочевниками.
— В социальных сетях была очень негативная реакция на вашу кандидатуру как чиновника, сотрудника спецслужб и даже личность. С чем вы это связываете?
— Наверное, с тем, что я был основным соперником, а не аутсайдером. А то, что меня обсуждали со всех сторон и не только в соцсетях, так это естественно. Через это проходят все, кто претендует на высокие должности, тем более публичные. Так во всем мире происходит, не только у нас.
— Но вам-то не привыкать к высоким постам…
— Это мне не привыкать, а тех, кто претендовал на пост омбудсмена, мягко сказать, ввело в недоумение мое появление.
— А близкие говорили, что на вас льют грязь?
— Да я и сам читал, и близкие говорили, и коллеги, и друзья, и знакомые. Переживали, если честно. Но после беседы с экспертом по соцсетям я как-то перестал остро реагировать и обращать на это внимание.
Мне просто пояснили, что, как показывает практика, из 100 подобных фактов 75-85 процентов — это оговор. Прислушиваться надо к оставшимся 15-25 процентам высказываний. При этом факт, что тролли перешли на мою личность, семью и близких, говорит об отсутствии реальных негативных фактов.
Нигде нет сведений, что я воровал миллионы, разрушил объект или что-то вывез. То есть я не обворовал полстраны, не распродал госимущество, не наркобарон и так далее. Так что теперь отношусь к таким нападкам довольно-таки равнодушно.
— То есть у вас особый анализ и подход к таким атакам?
— Нет конечно. Повторю, все это мне рассказали знакомые — аналитики, эксперты и журналисты.
— Ну а как вы относитесь ко всему этому как человек?
— По-философски. Но, если честно, немного нервничал. Ведь буквально по косточкам разбирали, начиная от звания, профессиональной деятельности и заканчивая ростом, лишним весом, очками и прической (смеется). Конечно, семья была в курсе. Мои близкие, дети не знают этих правил и установок и, безусловно, переживали, а я переживал за них.
— В парламенте во время заслушивания вы заявили, что у Сулейманова двойное гражданство.
Правда, один из депутатов сказал, что видит во мне "кагэбэшника", вроде я и сейчас досье на всех собираю. Но это же некрасиво. Разве письмо из аппарата президента Кыргызстана или документы, полученные из соседнего государства, могут быть досье или сплетней?
Сулейманов и сам все это прекрасно знает. Люди принесли мне документы в надежде, что я как чекист, генерал помогу разобраться и будут приняты меры. И что я должен был делать? Представьте, обычные граждане доверились мне, а я кладу дело под сукно. Что люди подумают?
— На какой стадии проверка по тому депутату?
— Не знаю. Около месяца назад я отправил документы в ЦИК, который и делал запрос в Казахстан. В прокуратуру я отправил их уже много позже, и она сразу отреагировала, сообщив, что приступила к проверке.
— И что теперь грозит парламентарию?
— Да по сути ничего. А мандат он, наверное, уже и сам рад сдать. Жогорку Кенеш только сейчас инициирует законопроект, где оговаривается возбуждение уголовного дела за сокрытие подобных фактов членом правительства или депутатом.
— А у вас нет информации о двойном гражданстве других депутатов?
— Намек понял. Еще раз повторю, эти документы мне принесли, я не ездил в Казахстан и не собирал их. Да сами посмотрите их и сделайте выводы. Там действительно все серьезно.
— Беседуя со мной, отвечая на неудобные вопросы, вы говорите в какой-то успокаивающей манере. Вы случайно не психолог?
— Нет и никогда не занимался этой наукой (смеется).
— Но вы же все-таки бывший чекист. Насколько я знаю, основы психологии входят в курс обучения сотрудника спецслужб.
— Вы правы, я это не отрицаю. Но мы сдавали экзамен по оперативной психологии, вполне специфической дисциплине, и она не имеет ничего общего с тем, что имеете в виду вы. Даже те приемы, которым нас обучали, приспособлены по линии работы спецслужб и неприменимы в обычной жизни. К сожалению, другую методику по работе с аудиторией нам не преподавали.
— Вот сейчас вы скрестили руки на груди, а в психологии это означает, что вы закрылись от меня и не хотите отвечать на вопросы.
— Ой нет, наоборот. Мне вполне комфортно, а когда мне хорошо, то нравится вот так сидеть.
— И все-таки вы много лет работали в системе спецслужб, что накладывает свой отпечаток. Скажите честно, вы применяли "шпионские" приемы для достижения каких-то целей или получения информации?
— Нет. Более того, когда я пришел в политику, наоборот, увидел такие методы ведения игры, что работа в органах безопасности просто детская игра по сравнению с ними (смеется). Мне пришлось учиться заново.
— А вот президент России Владимир Путин — пожалуй, самый знаменитый чекист — время от времени заявляет, что работа в спецслужбах помогала ему в тех или иных ситуациях.
— Я использую методы, которые помогают сохранить эмоциональное состояние и равновесие, например, при сложных дистанционных разговорах. А для достижения каких-то целей, тем более политических, — это просто профанация.
— Вам вменяли, что бывший чекист не может быть правозащитником. Он же ловит преступников и просто не умеет защищать.
Но мы же понимаем, что задача омбудсмена — это прежде всего законность, в первую очередь соблюдение прав человека, гарантированных Конституцией. Самое ценное — право на жизнь, а потом остальные права, которые регулируются законом. Но и права нельзя рассматривать отдельно от обязанностей. Это тоже важный момент.
Например, мое право заканчивается там, где соприкасается с правом другого человека. Вот есть неписаное правило, и нельзя переступать эту черту.
Нельзя судить о том или ином человеке только по внешнему виду, пока не поговоришь и не поймешь уровень его интеллекта, духовно-нравственный мир, потенциал. Мне кажется, что, если не понимаешь именно это, получается грязная политика вокруг данного поста. Как говорят эксперты, надо отбрасывать шелуху.
— В нашей беседе вы уже третий раз упоминаете об экспертах. В работе омбудсмена тоже будете прислушиваться к их мнению?
— Обязательно. Для меня эксперт — это человек, который имеет глубокие знания, большую практику в определенном вопросе. Например, по правам ребенка считаю таковой Назгуль Турдубекову, по правам женщин — уважаемую мною Бубусару Бейшенову из кризисного центра "Сезим".
В аппарате омбудсмена тоже есть грамотные, умные специалисты, которые знают во много раз больше, чем я. И для меня они не просто эксперты, а еще и консультанты.
— И вы их всех будете брать на работу?
— Одни уже работают, к другим буду сам ходить и советоваться. На днях ко мне пришли пять-шесть молодых людей, которые знают несколько языков, работали в разных областях. Они мне столько идей подали, что мне стало стыдно за себя и за то, что все претенденты говорили в парламенте.
— А вы сейчас не расписались в собственном бессилии и некомпетентности?
Я восхищаюсь людьми, которые знают свое дело, могут помочь в любом вопросе в области соблюдения прав человека, дадут исчерпывающую информацию и укажут пути решения проблемы.
— А как вы относитесь к оппонентам, к той же Рите Карасартовой, например?
— Я ее уважал, а теперь стал уважать еще больше. Она очень эмоциональный, но порядочный человек, и я в этом убедился. А вообще, каждый из претендентов достоин поста омбудсмена.
— То есть так карта легла?
— Да. Но мне кажется, депутаты тоже чувствовали и понимали, что с этим институтом нужно что-то делать, что надо его исправлять. Закон об омбудсмене вообще идеальный, сам институт тоже классный. Вроде бы, и рельсы есть, и машина, а не идет работа, не хватает хорошего машиниста.
— Что вы сделаете в первую очередь, чтобы исправить это и поднять роль омбудсмена?
— Прежде всего нужно полностью исключить политику в работе и решать всего два вопроса — права человека и законность.
При этом не надо идти на сделку с совестью, превращать защиту прав человека и исполнение законов в какую-то игру, разыгрывать как политическую карту.
Нужно честно и открыто говорить, какая силовая структура или ведомство, будь то ГКНБ, прокуратура или суд, нарушает закон. При этом делать это только на основе фактов, без эмоций, не голословно.
— А вы понимаете, что если будете бодаться с госорганами, над вами быстро сгустятся тучи и зависнет острый меч? Ведь не секрет, что несправедливости в нашей жизни хватает.
Если честно, здесь очень много системных ошибок, и первые нарушения идут уже на уровне следствия, которое зачастую проводится безграмотно. А у недобросовестного, но юридически грамотного судьи при получении дела, шитого белыми нитками, появляется коррупционная возможность — он просто вызывает адвоката и пытается договориться.
— Если все судьи будут честными, то, естественно, такие дела они будут отклонять, отправлять на доследование и указывать на ошибки. Вопрос: почему такого не происходит?
— Совершенно верно, порядок отбора судей и формирования судейского корпуса нужно изменить. И здесь, к сожалению, за один год мы ничего не изменим, это длительный процесс. Реформа, о которой мы все сейчас говорим, должна проводиться не только в судебных, но и параллельно в правоохранительных органах.
Я уверен, что через 10 лет все будет иначе. У нас растет прекрасная и грамотная молодежь. Да, она не такая, как мы, но не плохая и не хорошая, она просто другая. Это новые категория, понятия, смыслы. Надо идти в ногу со временем, ведь и мир вокруг нас изменился.
— Ну раз уж вы заговорили о возрасте… Хватит ли у вас сил поработать с полной отдачей на посту омбудсмена и добиться каких-то кардинальных изменений?
— Если вы имеете в виду мое физическое состояние, то я многим из вас еще фору дам (смеется). Сыграть в хоккей, пробежаться на коньках, потягать гири или штангу вполне привычно для меня. Так что будьте спокойны — поборемся.
— Вы занимали много должностей, а где приятней было работать больше всего?
— Я везде старался оправдать доверие. В первой половине жизни мне нравилось работать в органах, позже больше по душе было в Пограничной службе. Там я чувствовал границу, Родину, ответственность за наш народ и государство.
— Как домашние отнеслись к тому, что вы стали омбудсменом?
— Скажем так, половинчато. Вроде бы поддерживают, но в душе, как мне кажется, у них больше вопросов: зачем? Не стоило оставлять тихую и спокойную работу.
— Ну и напоследок хотелось бы услышать, что у вас сейчас на душе?
— А вы будете гарантом этого?
— Гарантом я не могу быть, но обещаю это как работник, который постарается обеспечить соблюдение прав человека согласно Конституции. Давайте через три месяца встретимся вновь и поговорим о результатах.
