Бишкекчанин Алмаз Бабалаев мог бы сегодня работать в одном из лучших мировых онкологических центров в Москве, но вернулся домой. Несмотря на смешные зарплаты. Несмотря на слезы пациентов, которые должны в короткие сроки раздобыть кучу денег. Несмотря на то, что у хирурга всего один набор инструментов, который он стерилизует от операции к операции.
— Однажды я снимала сюжет про мальчика, который родился со сложным пороком сердца. Врачи сказали его матери, что с операцией придется подождать, пока не закупят новое медицинское оборудование. Но когда технику закупили, выяснилось, что доктора, которые могли провести хирургическое вмешательство, уехали из страны. Вот странно: все уезжают, а вы вернулись… Почему?
— Я проходил аспирантуру во втором по величине онкологическом центре мира — в московской клинике имени Блохина. Мне предложили остаться там, выделили место. Но позвонил тогдашний директор Национального института онкологии Накен Касиев: "Алмаз, возвращайся! В Кыргызстане тоже люди болеют, кто их будет лечить?". И я вернулся.
Все мы восхищаемся израильской медициной, не так ли? А теперь послушайте историю: у одного кыргызстанца нашли раковую опухоль в ноге. Родители отвезли его в Израиль, тамошние врачи посмотрели и сказали: "Ногу нужно ампутировать, но потом за отдельную плату мы проведем вам сеансы химиотерапии". Парень вернулся в Кыргызстан (какая разница, где резать конечность?) и попал ко мне.
Я сказал ему: "Отрезать всегда успеем. Давай попробуем твою ногу вылечить". В результате химиотерапии удалось заметно уменьшить опухоль, а потом была сложнейшая операция, которая длилась семь часов. У нас все получилось!
Дальше ситуация развивалась забавно — видимо, израильские врачи узнали об исходе дела. Они позвонили мне и пригласили на стажировку. Но не бесплатную — была озвучена совершенно неподъемная для меня сумма. Честное слово, как будто это они спасли пациенту ногу, а не я! Зато московский учитель меня похвалил.
Единственный недостаток таких сохраняющих операций — цена. Россиянам протезы оплачивает государство, а наши пациенты вынуждены покупать их сами.
— Они очень дорогие?
Этот протез два года назад получила одна девушка. Он подходил ей не идеально, но мы чуть-чуть схитрили, подогнали — и смогли сохранить ногу! Причем самой пациентке все обошлось совершенно бесплатно. Кстати, это была первая подобная операция в Средней Азии.
Сейчас мы также проводим химиотерапию по мировым стандартам. Был у нас один мужчина с опухолью на шее. Шансов выжить у него было немного. В течение пяти дней мы непрерывно, даже ночью, вводили ему дорогой препарат. Всего было четыре курса химиотерапии, каждый стоил 60 тысяч сомов. В конце концов мы не поверили своим глазам: опухоль уменьшилась в 10 раз! Да, этот мужчина будет всегда носить шейный корсет, но главное, что он жив.
— А кто вообще ваш среднестатистический пациент?
— В большинстве случаев рак поражает кости детей, подростков и пациентов до 30 лет. Некоторые виды опухолей очень агрессивны, и при определенных диагнозах выживает лишь половина больных.
— Наверное, таким людям труднее всего сказать, что шансов у них нет…
— Как-то я лечил мальчика 12 лет. У него был очень взрослый взгляд. Этот мальчишка улучил момент, когда родители вышли из палаты, и спросил меня в лоб: "Доктор, я умру?". Ему оставался всего месяц…
Проблема в том, что с развитием Интернета стало легко найти информацию о любом диагнозе и понять, насколько плачевной может быть ситуация. В таких случаях люди спрашивают прямо: "Доктор, я умру?". Я работаю в медицине уже 16 лет, но до сих пор не научился отвечать на этот вопрос…
— Как реагируют пациенты на страшный прогноз?
— Кто-то принимает все спокойно, у кого-то случается истерика. Такие пациенты, которые не могут смириться с предстоящей смертью, часто становятся жертвами шарлатанов, готовых "все вылечить" за определенную плату.
Думаю, нам нужны хосписы. Есть даже такой лозунг: "Если человек смертельно болен, это не значит, что ему нельзя помочь". Да, этой проблемой в стране уже озаботились, но, к сожалению, не на должном уровне.
— А были ли в вашей практике случаи, которые можно охарактеризовать словом "чудо"?
— У одной пациентки из Иссык-Кульской области была остеосаркома в запущенной стадии, с метастазами. Мы предупредили родственников, что ей осталось жить максимум 3-4 месяца. Женщина уехала на Иссык-Куль… и позвонила мне через полгода: "Алмаз, приезжай к нам! Тут тепло". Я так удивился, что она жива… Опухоль по-прежнему росла, метастазов становилось больше, но вместо трех месяцев пациентка протянула почти три года.
— Если честно, не очень оптимистичная история.
— Могу рассказать другую. Когда я работал в Москве, на операцию привезли 18-летнего парня из дагестанского села. Ему поставили искусственный протез, выписали, но спустя три года он вновь оказался в больнице — жаловался на боль в ноге. Мать пациента похвастала: "Сына приглашают на все праздники — он у нас первый танцор лезгинки!".
Мы заменили парню протез. Я объяснил ему, что нога повреждена и что о танцах лучше забыть. С тех пор прошло 10 лет. Мы с этим человеком до сих пор общаемся, он регулярно скидывает мне ссылки на видео со своими танцами. Да, он уже 10 лет танцует лезгинку своими больными ногами.
— Вы не жалеете, что вернулись в Бишкек?
С другой стороны, очень важно сознавать, что я помогаю людям. Иногда они пишут мне, благодарят. Мы вместе боремся с болезнью и очень даже часто ее побеждаем.
