Sputnik встретился с российским поэтом, переводчиком, исследователем литературы, лауреатом многочисленных международных литературных премий, который выступил составителем недавно вышедшей в свет книги русских переводов Алыкула Осмонова.
— Михаил Исаакович, сейчас не лучшие для поэзии времена. Благодаря чему книга Алыкула вышла в России?
— Трудно ли переводить с кыргызского?
— Кыргызская поэзия труднопереводима. Но я считаю, что поэтический перевод выполняет не только ознакомительную задачу, он является еще и откликом принимающей культуры на какое-то сильное явление поэзии переводимой.
— Вы пользуетесь своим знанием кыргызского языка?
— Я иногда вдруг ощущаю, что улавливаю суть разговора, но все же, конечно, не знаю кыргызский. Невозможно знать язык на уровне поэтической речи. Конечно, пользуюсь словарем и дословным переводом — подстрочником. Представляя себе тюркское стихосложение, часто думаю о ремесле акынов, которые парили на незримых крыльях.
— Как давно вы переводите Осмонова?
Он нередко рассказывал мне об Осмонове, читал его стихи, пытаясь донести до моего сознания все оттенки слов и выражений, знал все о жизни и судьбе классика. В 1988 году в Кыргызстане вышла книжка моих переводов, которую я назвал "Мой Алыкул". Издание посвящено памяти трагически ушедшего Жолона Мамытова.
— Насколько Алыкул интересен российскому читателю?
— Во времена моей молодости трудно было найти читателя, которые бы не знал поэзию народов СССР в переводах Бориса Пастернака, Николая Тихонова, Николая Заболоцкого, Арсения Тарковского… Падение интереса к поэзии совпало с падением интереса к поэзии и русской, и переводной. Но я думаю, если сама поэзия продолжится, то и интерес вернется. Тем более что наши связи на евразийском культурном пространстве пока действуют. Я надеюсь на какой-то поворот. Но если не приложить каких-то энергичных усилий, то связи утратятся.
А ведь даже посмертная судьба стихов Алыкула нелегка. Он нехотя был признан классиком, и даже после смерти его пытались замалчивать. Виновато, конечно, прежде всего литературное начальство — ревнивое, завистливое.
Сегодня Осмонов в Кыргызстане велик и славен, его портрет размещен на денежных купюрах, но это поздняя слава, очень запоздавшая.
— Чем, по-вашему, велик Осмонов?
— Прелестью творчества и загадкой биографии. Такой недолгий век, и так много сделано. Очень интересен момент преображения Алыкула. С ним случилось нечто невероятное — вдруг он стал писать изумительно. Произошел какой-то качественный сдвиг, скачок.
— Что же повлияло на поэта?
— Я думаю, что перемена произошла из-за занятий переводами великой мировой поэзии. Осмонов знал русский язык. Конечно, мне трудно судить, насколько хорошо, но совершенно точно, что он читал русские книги. Его детство прошло в детдоме, а любимой воспитательницей была простая русская женщина Груня Савельевна, которую он всегда вспоминал как мать и которой посвятил замечательное стихотворение.
Видимо, Алыкул прочитал не так много книг, но читал жадно. И книги те были выдающимися. Осмонов перевел на кыргызский язык стихи Пушкина, басни Крылова. Потом взялся за европейских авторов — Шекспира и других европейских гениев.
Наибольшее значение имеет его работа над переложением эпической поэмы Шота Руставели "Витязь в тигровой шкуре". Этот перевод, которому Осмонов отдал много сил, поистине выдающийся. И это любимая книга кыргызского народа. Осмоновский перевод "Витязя" настолько любим, что у кыргызов очень часто встречаются имена руставелиевских героев — Автандил, Тариэл и другие.
Перевод великих поэтов заставляет искать в себе самом ресурсы. И, по всей видимости, Осмонов вырос, работая переводчиком.
А ведь он писал в очень трудные для творчества времена. Во-первых, шла война. И тяжело больной молодой человек каким-то чудом в злое, угарное время борьбы с "космополитизмом" пробился к всемирному художественному наследию и переосмыслил культуру своего народа.
Он создавал поэмы, связанные с легендами, эпосом, фольклором. Осмоновский эпос — это философское произведение об освобождении заточенной души. Он каким-то чудом пробился к главной теме ХХ века — к истолкованию мифа, как Томас Манн, Герман Гессе, Камю.
Молодой поэт превратился в наставника, учителя. Алыкул напряженно размышлял о судьбе кыргызского и других народов. И надо сказать, был интернационалистом, посвятив проникновенные стихи русским людям. Переведенное Ильей Сельвинским замечательное стихотворение "Русскому народу" заканчивается очень трогательно и благородно: "Ведь моему, кыргызскому, народу/Добыл свободу русский, мой, народ!".
Внешней свободы тогда было мало, но Алыкул как большой художник жил внутренней свободой. И ему в небольшой промежуток времени еще и везло. Его привечали в Москве, его стихи переводили очень хорошие переводчики. Я бы назвал наиболее удавшимися переводы Веры Потаповой, Николая Чуковского, Ильи Сельвинского, Семена Липкина, Веры Звягинцевой, Марины Петровых.
Кстати, тогда же несколько стихотворений Осмонова перевел молоденький Вознесенский, который в принципе не занимался переводами, но захаживал в дом Пастернака.
— Получается, дарование Алыкула возросло на почве мировой литературы?
— Несомненно, но основой было родное слово, которое возникло в непрерывной языкотворческой работе поколений акынов. Величайший эпос "Манас" — это гигантская эпическая культура, которая более тысячелетия созидалась кыргызами, она и стала базисом, "взлетной площадкой" для крутого творческого воспарения Осмонова.
— Связан ли ваш интерес к творчеству Алыкула с тем, что ваши ранние годы прошли в Кыргызстане?
— Осмонов действительно прошел через мою жизнь. Я родился в Ленинграде, но мои первые воспоминания связаны с Кыргызстаном. А это и есть Родина. И ранняя дружба с кыргызскими писателями, кыргызской литературой сыграла свою роль. По сути, я связан со многими странами и переводил поэтов многих народов: грузинских, армянских, тюркских, таджикских, персидскую и индийскую классику, но никогда не был равнодушен к судьбе Кыргызстана и кыргызской словесности.
— А как ваша семья попала в Кыргызстан?
— Я родился после войны в Ленинграде. Конец 40-х — время нелегкое, опасное. Мы оказались в Джалал-Абаде, и за это благодарен судьбе, потому что кыргызское детство придало необычность моей жизни.
Кыргызский народ очень гостеприимен, отзывчив и всегда с большой теплотой относился к русским. В молодые годы мне случалось ездить по Кыргызстану, и бывало так, что я терялся, заблудившись в горах… И вот меня кто-то совершенно незнакомый ведет в свой дом, угощает. А рано утром я встаю, прощаюсь, ухожу. Это незабываемо, ведь эти люди даже не знали, кто я.
Вы заметили, что молодежь, уступающая место в метро, — это обычно мигранты. Они уважают старость. Это святое. Конечно, это относится не только к кыргызам, но является наследственным восточным воспитанием.
— А вы часто бываете в Кыргызстане?
— Реже, чем в прежние годы, но бываю. В последний раз, четыре года назад, приезжал по невеселому поводу — потерял последнюю близкую родственницу. Эта поездка подарила мне новую остроту переживаний, и я написал три книги стихов — одну за другой. Ощущение того, что я вновь прикоснулся к этой земле, дало мне сильный импульс многое вспомнить и выразить итоги своих раздумий.
— А каких еще кыргызских поэтов вы переводили?
— Стихи, пожалуй, главного акына ХХ века Токтогула Сатылганова, Касыма Тыныстанова, Суюмбая Эралиева и Жолона Мамытова, стихи и поэмы Райкана Шукурбекова, Сооронбая Джусуева, Омора Султанова, Суеркула Тургунбаева, Анатая Омурканова и других авторов.
— У вас есть стихи о Кыргызстане?
— К моему юбилею в 2006 году при посредстве кыргызской диаспоры и лично Джамили Бегиевой вышла книга "Ала-кийиз". В нее вошли многочисленные стихи о Кыргызстане, избранные переводы кыргызских поэтов и переводы моих произведений на кыргызский язык. Но уже появились новые стихи, содержащие кыргызские мотивы. Так что, надеюсь, к будущему юбилею появится обновленное издание.
